Часть IV. ПЕРВЫЕ ПОТЕРИАфган
Приезжаем в полк, через час после тревоги. Полк встречает, как растревоженный улей, двери боксов, ангаров, казарм, складов – всё нараспашку. Идёт загрузка оружия, боеприпасов, продовольствия. Везде сумятица, чрезмерная громкость в разговорах выдаёт нервную напряжённость. Но норматив на приведение в боевую готовность полк выдерживает, за час, который мы ехали, полк был в целом готов к выходу на маршрут. Не успеваю забежать в каптёрку, забрать нехитрые солдатские личные вещи – полк двинулся. «Чёрт с ним, вернусь, заберу, целее будут», – так ещё по-будничному прореагировали нервы, молодое любопытство пересилило опасения, связанные с неизвестностью и опасностью. Великое дело – нерастраченная нервная система! Выстраиваемся в колону и двигаемся, но не в сторону своего аэродрома «Северный», а на какое-то шоссе. Опять загадка. Может, и не полетим никуда. Снег с дождём не прекращаются. Наконец, доезжаем до Орши, здесь перекрёсток всех дорог, какую выберем? Сворачиваем на легендарную, проклинаемую ещё Наполеоном и гитлеровскими генералами Смоленскую дорогу. После обеда, в начинающих быстро сгущаться в пасмурный, декабрьский день сумерках въезжаем в Смоленск. Несмотря на хмурое по погоде, знакомство, город произвёл впечатление, которое и хотелось испытать от первого знакомства с легендарным городом – витязем, городом -стражником. Могучий, суровый Кремль над Днепром, десятки золочённых куполов по всему городу, вся архитектура города как бы несет в себе величие ратного подвига города-героя. Даже жители бросали какие-то рассеянные взгляды на нашу многокилометровую колонну, как бы говоря: «Для нас это зрелище не ново, приелось за века». А ведь уже большинство из них и войны-то не видели, в генах у них что ли привычка видеть армию в городе? У нас бы в Усть-Каменогорске на такое диво пол-города сбежалось – это точно. Ладно, заворачиваем на аэродром, который хоть и военный, но расположен отчего-то рядом с жилым массивом пятиэтажек. На взлётных полосах нас встречают с распахнутыми брюхами фюзеляжей «мамонты-транспортюги» – «Антеи», «горбатые». Илы, и пожилые, но ещё сильные, Ан-12.Начинается скоростной аврал по загрузке и швартовке всего того, с чем мы заявились в трюмы-фюзеляжи; машины и самоходки, пушки и миномёты, снаряды и продовольствие, гранаты, патроны, палатки, медикаменты и пр., пр. Всё это надо не просто затолкать в самолёт, но и рационально разместить, хоть и в большом, но всё-таки ограниченном пространстве фюзеляжа, а затем закрепить по месту, чтобы не было опасных для самолёта во время всего полёта сдвигов груза.
Работа кипит яростно! Всех подстёгивает неумолимый приказ – закончить погрузку за два часа. Как будто, если мы опоздаем с прибытием в неведомый ещё никому Афганистан, хоть на 5 минут, всё будет безнадёжно потеряно. Мы насквозь мокрые, вплоть до нижнего белья и голенищ сапог, многие сбросили тяжёлые, промокшие бушлаты, работают в х/б. В это время стремительно меняется погода. Мокрый снег с дождём, перешёл в жесткий, колючий, снежный буран, температура стала падать с каждой минутой, затем подул злой северный ветер, разогнал облачность и принёс нашим мокрым, измождённым телам мороз градусов в 30. Поначалу, увлекшись работой, на это мало кто обращал внимание. Но вот загрузка закончилась, а приказ «Личный состав, по самолётам!» так и не прозвучал. Молниеносного броска не получилось. Причин отказа нам, простым смертным, знать не полагалось. Я и сейчас не знаю тех причин, они скрыты в сейфах Генштаба в Москве, где принимая разноречивые данные разведки, умозаключения военных советников, дипломатов, Верховное руководство колебалось с окончательным решением. Или «штабисты», планирующие столь масштабную операцию впопыхах, в цейтноте времени, где-то даже экспромтом допустили ошибки в планировании и попросили время на корректировку. Одно сейчас известно – мы задержались в Союзе ещё на 10 суток. Тогда об этом не знали даже командиры частей и подразделений. Подобная перепланировка дорого обошлась нам. Мы начали нести потери, даже не оторвавшись от аэродрома. По нам ударил генерал-мороз. Я всегда с возмущением читал мемуарный скулёж наших бывших противников от наполеоновских ли маршалов или от фашистских генералов о причинной связи их поражений в России из-за вмешательства генерала-мороза. Поговорите с оставшимися в живых ветеранами Великой Отечественной, посмотрите кинохронику, фотографии той войны – и вы убедитесь, что наши солдаты зачастую имели худшие условия быта, и несли не меньшие потери от того же холода, чем противник. Просто духа, веры и терпения, убеждённости в правом деле было больше, чем у врага.
Ну а теперь вернёмся в наступавшую ночь 14 декабря 1979 года. Итак, произошёл сбой программы. Вместо вылета на аэродроме скопились несколько тысяч людей, для размещения которых нет практически маломальских условий. Сколько могли вместить столовые и клуб при аэродроме, было жалким мизером по сравнению с оставшимися на морозном тридцатиградусном ветру. Да и те достались в основном офицерам и прапорщикам. Для солдат открыли даже ангары со стоящими там полусекретными Миг-23. Но железные ангары, защищавшие от ветра, не спасали от стужи. Мало помогал горячий чай, ведрами приносившийся из столовой. Люди начинали коченеть. Я сумел протиснуться в здание маленького клуба, стоящего на окраине аэродрома. Но что там были за условия! Люди стоят плотной массой, прижавшись друг к другу, как в автобусе в час пик. С потолка и стен капала влага от чрезмерного испарения сотен людей. Воздух был испорчен безнадёжно. Кто приспособился, старался спать стоя. Я не смог. Вырвавшись из липкого клубного плена, как пробка из под шампанского, мы с товарищами стали размышлять, как нам пережить хотя бы ночь. Почему-то думалось, что утром всё наладится. Бушлаты, сапоги, бельё – всё превратилось в ледяной панцирь. Продержаться всю ночь в таких условиях было немыслимо. Вот уже сутки гвардейцы не ели горячей пищи, одолевала усталость от нервного напряжения, долгого марша и изнуряющей скоростной швартовки. Теперь за дело взялся мороз. Мозг лихорадочно просчитывал варианты спасения. Интересно, просчитывали ли подобные варианты те плановики-генштабисты в комфортных московских кабинетах, отдавая приказ о ночёвке под открытым небом в ледяную стужу? Или понадеялись на выносливость и терпение солдатское? Да, что теперь вспоминать…
Всё же затеплился один вариант – спасительный, но в то же время и опасный: дойти до границы аэродрома, разделённого с жилым массивом двухметровым железобетонным забором, перелезть через него и искать спасения в стоящих неподалёку пятиэтажках, так уютно, по-домашнему светившими нам своими предновогодними окнами. Нет, конечно, не напрашиваясь на ночлег по квартирам, а прямо на лестничной площадке, на ступеньках, может быть в подвале или на чердаке. Пусть бы это выглядело не героически, но зато манила возможность сохранить себя и здоровье. Конечно, риск был чудовищный! Можете себе представить ночной отряд вооружённых до зубов солдат, расположившихся на ночлег под дверями квартир мирных обывателей? Но это, как говорится, семечки. Куда как более драматичным был бы вариант внезапного ночного вылета частей на операцию. В таком случае отлучившись из расположения части, да ещё в состоянии боевой готовности, мы автоматически переходили бы в разряд вооружённых, и тем крайне опасных дезертиров со всеми вытекающими отсюда последствиями. К тому же я – человек немного суеверный и у меня уже был к тому времени эпизод, связанный с опозданием на самолёт, который по милосердию тогдашнего военкома ВКО полковника Блохина и командования части, в которой я проходил службу, не закончился наказанием, но повторный страх опоздать на самолёт, на вылет, остался. (Кстати, о суеверии. Затем по жизни у меня ещё четырежды возникала подобная проблема, но, в конечном счёте, всё разрешалось благополучно). Одним словом – риск был огромен. Но всё же, инстинкт самосохранения победил, и я во главе группы из 7-8 человек ушел в спасительную «самоволку». Из той группы относительно не повезло только моему земляку из Курчумского района – Николаю Церцлову, двухметровому великану, тлен обморожения успел коснуться его ног. И через день вместо Афганистана, он бы эвакуирован в Витебск, в дивизионный госпиталь, где и лишился пальцев ноги. Так, благодаря скоропалительному, плохо просчитанному приказу из Генштаба, дивизия понесла потери в лице значительного количества обмороженных той злосчастной смоленской ночью. А Николай, лишившись путешествия в экзотическую страну, потеряв пальцы ноги, возместил всё это тем, что за время нахождения в госпитале познакомился с девушкой (благо, что Витебск не менее щедрый на невест, чем легендарное Иваново), женился там и не стал возвращаться в курчумские степи. Вот уж воистину не знаешь, где найдёшь, и что потеряешь.
Ну а бесприютные мытарства нашей дивизии продолжались ещё 9 дней, пока близко к полуночи 24 декабря 1979 года мы, наконец, не стартовали с бескрайнего по своим масштабам аэродрома в городке Сеща Брянской области навстречу новым, неизмеримо более тяжёлым испытаниям.
Сергей МИХЕЕВ
(Продолжение следует)
