Что такое «пытка?» Любое, унижающее человеческое достоинство обращение, или только выбивание показаний с помощью противогаза? И что происходит в наших пенитенциарных и любых других учреждениях, скрытых от любопытных глаз за колючей проволокой?
Если почитать доклад Манфреда Новака, Специального Докладчика по вопросу о пытках и других жестоких, бесчеловечных или унижающих достоинство видах обращения и наказания ООН, о посещении им закрытых учреждений и выявленных нарушениях, то волосы на голове зашевелятся у многих. Кроме тех, кто такие условия создает, конечно.
Упал на стул. И так три раза…
Манфред Новак посещал закрытые учреждения в период с 5 по 13 мая 2009 года. Но, мы лично, серьезно сомневаемся, что за прошедший год что-либо всерьез изменилось. Кстати, иностранец с сожалением констатировал то, к чему мы уже привыкли как к особенностям национальной культуры – хотя его посещения должны были быть необъявленными, но все структуры были предупреждены о посещении. А потому все имели возможность «подготовиться» к его приезду: здания были покрашены, задержанные и заключенные были выпущены из карантина и карцера, были проведены концерты без единого слушателя и так далее. Очевидно все настолько были этим озадачены, что поглощенный работой Марат Демеусов, начальник ДВД Астаны, назначенный на должность в конце мая 2008 года даже авторитетно заявил, что за последние десять лет не получал никаких жалоб по поводу пыток. Что же было выявлено в «подготовившихся» к приезду учреждениях?
В одном из медвытрезвителей Алматы обнаружили кресло для усмирения буйных. Хотя руководство авторитетно заявило, что данное кресло давным-давно не использовалось, документально это не было подтверждено. В СИЗО при возвращении задержанных с допроса из полиции, медицинское освидетельствование не проводилось. А в качестве дисциплинарного воздействия использовался карцер. Это 9 камер, называемых «бункер», ранее использовавшихся для содержания приговоренных к смерти. Докладчику сказали, что эти камеры не используются вообще, но документально это не подтвердили. Кроме того, он лично обнаружил здесь хлеб и чашку с водой. Камеры же не соответствовали на тот момент никаким стандартам: не было света вообще (ни искусственного, ни естественного) и камеры грязные.
В приемно-распределительном центре при МВД содержались лица без документов, сроком до 30 суток. В одной камере до 11 человек. Вентиляция недостаточна, камера мало освещена. Задержанные находились в таких условиях по 24 часа. Прогулки всего 10-15 минут. Душ раз в неделю. Одежда на них та же, в которой их задержали.
Причем, задержанные сообщали, что находятся в «порочном круге». Их задерживают за отсутствие документов. Затем отпускают. Но, на изготовление документов нужны деньги, а как только они устраиваются на работу, чтобы заработать и оплатить изготовление документов, их задерживают за работу без документов. Задерживать в этом случае можно не более двух раз, но из-за отсутствия регистрации, их могли доставлять другие центры.
В колонии для несовершеннолетних специальный докладчик получил заслуживающие доверия сообщения о том, что в карцере заключенные подвергаются регулярным побоям. Иногда заключенных избивали до шести сотрудников учреждения – побои наносились кулаками, дубинками или кабелем. В некоторых случаях заключенных во время избиения раздевали догола.
В РОВД Аршалы в «стакане» – помещении размером 1 квадратный метр – подозреваемые находились по нескольку дней. А в «обезьяннике» – помещении, заменяющем ИВС – содержались, несмотря на категоричные уверения в обратном, задержанные, о чем свидетельствуют обнаруженные одеяло, бутылка с водой и свежая газета. Здесь была повышенная влажность, не было освещения, а спать приходилось прямо на цементном полу, покрытом линолеумом. Кроме того, регулярно нарушались правила регистрации и учета перевода задержанных.
Все задержанные и осужденные во всех учреждениях регулярно хором жаловались на применение издевательств, избиений и других бесчеловечных методов при допросах. У некоторых жалобщиков судебно-медицинский эксперт обнаружил телесные повреждения, подтверждающие издевательства над ними.
Но, больше всего всех пугала Степногорская тюремная больница, в которой «лечили», по сообщению осужденных, зверскими методами. Чего стоит обращение осужденных, нуждающихся в лечении, чтобы Докладчик походатайствовал об отмене перевода в больницу! Мол, лучше умереть, чем там лечиться!!!
А в СИЗО ДВД Астаны медчасть отметила, что в 2008 году в заключении умерло пять человек (2- самоубийство, 3 – по болезни), в 2009 году за 4 месяца три человека (1 – самоубийство, 2 – по болезни). В течение 4 месяцев, кроме того, было выявлено 19 случаев травм, в связи с переводом осужденных из Степногорска. Результаты поданных рапортов неизвестны, записи о травмах не соответствуют международным стандартам. Да и работники никогда не слышали о Стамбульском протоколе!
Все это лишь сотая часть описания поездки. За «строкой» остается много такого, чего не рискнешь написать. Не говоря уже о сообщениях, что после общения с Докладчиком, некоторые осужденные были направлены в колонию Житикара, где «ломают проблемных» осужденных методом изнасилования их сокамерниками! О чем после этого еще следует говорить?
Даешь народный контроль!?
Что же нужно, чтобы минимизировать пытки? Кстати, а почему минимизировать, а не ликвидировать? А потому что, как сказал Куат Рахимбердин, председатель Общественно-надзорной комиссии по ВКО, пытки есть даже в развитых странах, несмотря на всю их подготовленность и обеспеченность в плане контроля за этим.
Так вот, чтобы пытки минимизировать, необходимо выполнить государству несколько условий. Во-первых, самому, наконец, озадачиться необходимостью их минимизации. В октябре 2009 года должен был начать работать, но до сих пор не работает механизм мониторинга (в октябре 2008 года Казахстан ратифицировал протокол к Конвенции против пыток, требующий создания национального превентивного механизма в течение года) более 100 мест возможного применения пыток. Это все закрытые учреждения, в которых люди абсолютно подчинены либо администрации, либо местным авторитетам с подачи администрации. Во-вторых, уполномоченный по правам человека должен создать представительства в регионах, а его поддержка должна осуществляться Конституционным Законом (до сих пор Омбудсмена никто не знает в республике – ни кто он, ни чем занимается).
Кроме того, на наш взгляд, эта проблема будет острой до тех пор, пока в правоохранительных органах сотрудники не научатся работать с населением, собирать улики и изобличать преступников умением вести следствие, а не умением «колоть» преступника. А это уже вопрос подготовки кадров.
СИЗО необходимо обязать правильно освидетельствовать подследственных до и после допроса сотрудниками полиции. Также необходим полный контроль судебной экспертизы. Это уже вопрос надзора со стороны органов прокуратуры. Судам необходимо уделять особое внимание зафиксированным побоям и критически в этом случае относиться к полученным доказательствам. У нас же на заявление подсудимого («Меня били!») судья спрашивает сотрудника полиции: «Вы его били?». И чего ожидают: что он упадет на колени и, утопая в слезах, признается в содеянном?
Необходимо реформировать законодательство и привести его в соответствие Конвенции, а также изменить работу адвокатуры, которая должна стать действительно гражданской организацией, где не должно быть места «хапугам», зарабатывающим большие деньги. Также она должна быть надежно защищена от давления со стороны госструктур – с одной стороны, и нести ответственность за бездействие – с другой. А мониторинг, кстати, должен проводиться гражданами, не зависящими ни от каких структур. Эта комиссия должна обладать правом входить в любое учреждение без предупреждения, свободно общаться с изолированными от общества и знакомиться с документацией.
Только совокупность данных мер позволит что-либо противопоставить незаконным действиям. Но, в состоянии ли это выполнить государство, вот в чем вопрос?
Алексей БОЖКОВ
